Прощай, оружие! - Страница 82

– Я сделаю так, что газ подействует. Я поверну до отказа.

– Вот сейчас дай.

Я повернул диск до отказа, и когда она задышала тяжело и глубоко, ее пальцы, державшие маску, разжались. Я выключил аппарат и снял с нее маску. Она вернулась очень издалека.

– Как хорошо, милый. Какой ты добрый.

– Потерпи, ведь ты у меня храбрая. А то я не могу все время так делать. Это может убить тебя.

– Я уже не храбрая, милый. Я совсем сломлена. Меня сломили. Я теперь знаю.

– Со всеми так бывает.

– Но ведь это ужасно. Мучают до тех пор, пока не сломят.

– Еще час, и все кончится.

– Как хорошо! Милый, я ведь не умру, правда?

– Нет. Я тебе обещаю, что ты не умрешь.

– А то я не хочу умереть и оставить тебя одного, но только я так устала, и я чувствую, что умру.

– Глупости. Все так чувствуют.

– Иногда я просто знаю, что так будет.

– Так не будет. Так не может быть.

– А если?

– Я тебе не позволю.

– Дай мне скорее. Дай, дай мне.

Потом опять:

– Я не умру. Я сама себе не позволю.

– Конечно, ты не умрешь.

– Ты будешь со мной?

– Да, только я не буду смотреть.

– Хорошо. Но ты не уходи.

– Нет, нет. Я никуда не уйду.

– Ты такой добрый. Вот опять дай. Дай еще. Не помогает!

Я повернул диск до цифры три, потом до цифры четыре. Я хотел, чтобы доктор скорей вернулся. Я боялся цифр, которые идут после двух.

Наконец пришел другой доктор и две сестры, и они переложили Кэтрин на носилки с колесами, и мы двинулись по коридору. Носилки быстро проехали по коридору и въехали в лифт, где всем пришлось тесниться к стенкам, чтобы дать им место; потом вверх, потом дверь настежь, и из лифта на площадку, и по коридору на резиновых шинах в операционную. Я не узнал доктора в маске и в шапочке. Там был еще один доктор и еще сестры.

– Пусть мне дадут что-нибудь, – сказала Кэтрин. – Пусть мне дадут что-нибудь. Доктор, пожалуйста, дайте мне столько, чтобы подействовало.

Один из докторов накрыл ей лицо маской, и я заглянул в дверь и увидел яркий маленький амфитеатр операционной.

– Вы можете войти вон в ту дверь и там посидеть, – сказала мне сестра.

За барьером стояли скамьи, откуда виден был белый стол и лампы. Я посмотрел на Кэтрин. Ее лицо было накрыто маской, и она лежала теперь неподвижно. Носилки повезли вперед. Я повернулся и пошел по коридору. Ко входу на галерею торопливо шли две сестры.

– Кесарево сечение, – сказала одна. – Сейчас будут делать кесарево сечение.

Другая засмеялась. – Мы как раз вовремя. Вот повезло! – Они вошли в дверь, которая вела на галерею.

Подошла еще одна сестра. Она тоже торопилась.

– Входите, что же вы. Входите, – сказала она.

– Я подожду здесь.

Она торопливо вошла. Я стал ходить взад и вперед по коридору. Я боялся войти. Я посмотрел в окно. Было темно, но в свете от окна я увидел, что идет дождь. Я вошел в какую-то комнату в конце коридора и посмотрел на ярлыки бутылок в стеклянном шкафу. Потом я вышел, и стоял в пустом коридоре, и смотрел на дверь операционной.

Вышел второй доктор и за ним сестра. Доктор держал обеими руками что-то похожее на свежеободранного кролика и, торопливо пройдя по коридору, вошел в другую дверь. Я подошел к двери, в которую он вошел, и увидел, что они что-то делают с новорожденным ребенком. Доктор поднял его, чтоб показать мне. Он поднял его за ноги и шлепнул.

– У него все в порядке?

– Прекрасный мальчишка. Кило пять будет.

Я не испытывал к нему никаких чувств. Он как будто не имел ко мне отношения. У меня не было отцовского чувства.

– Разве вы не гордитесь своим сыном? – спросила сестра. Они обмывали его и заворачивали во что-то. Я видел маленькое темное личико и темную ручку, но не замечал никаких движений и не слышал крика. Доктор снова стал что-то с ним делать. У него был озабоченный вид.

– Нет, – сказал я. – Он едва не убил свою мать.

– Он не виноват в этом, бедный малыш. Разве вы не хотели мальчика?

– Нет, – сказал я. Доктор все возился над ним. Он поднял его за ноги и шлепал. Я не стал смотреть на это. Я вышел в коридор. Я теперь мог войти и посмотреть. Я вошел через дверь, которая вела на галерею, и спустился на несколько ступеней. Сестры, сидевшие у барьера, сделали мне знак спуститься к ним. Я покачал головой. Мне достаточно было видно с моего места.

Я думал, что Кэтрин умерла. Она казалась мертвой. Ее лицо, та часть его, которую я мог видеть, было серое. Там, внизу, под лампой, доктор зашивал широкую, длинную, с толстыми краями, раздвинутую пинцетами рану. Другой доктор в маске давал наркоз. Две сестры в масках подавали инструменты. Это было похоже на картину, изображающую инквизицию. Я знал, что я мог быть там и видеть все, но я был рад, что не видел. Вероятно, я бы не смог смотреть, как делали разрез, но теперь я смотрел, как края раны смыкались в широкий торчащий рубец под быстрыми, искусными на вид стежками, похожими на работу сапожника, и я был рад. Когда края раны сомкнулись до конца, я вышел в коридор и снова стал ходить взад и вперед. Немного погодя вышел доктор.

– Ну, как она?

– Ничего. Вы смотрели?

У него был усталый вид.

– Я видел, как вы зашивали. Мне показалось, что разрез очень длинный.

– Вы думаете?

– Да. Шрам потом сгладится?

– Ну конечно.

Немного погодя выкатили носилки и очень быстро повезли их коридором к лифту. Я пошел рядом. Кэтрин стонала. Внизу, в палате, ее уложили в постель. Я сел на стул в ногах постели. Сестра уже была в палате. Я поднялся и стал у постели. В палате было темно. Кэтрин протянула руку.