Прощай, оружие! - Страница 52


К оглавлению

52

– Что ж, вот и завтрак.

Пиани вытащил деревянную затычку из большой, оплетенной соломой бутылки. Он наклонил ее и наполнил медный ковшик.

– Пахнет недурно, – сказал он. – Поищи какой-нибудь посуды, Барто.

Вошли оба сержанта.

– Берите сыру, сержанты, – сказал Бонелло.

– Пора бы ехать, – сказал один из сержантов, прожевывая сыр и запивая его вином.

– Поедем. Не беспокойтесь, – сказал Бонелло.

– Брюхо армии – ее ноги, – сказал я.

– Что? – спросил сержант.

– Поесть нужно.

– Да. Но время дорого.

– Наверно, сучьи дети, уже наелись, – сказал Пиани. Сержанты посмотрели на него. Они нас всех ненавидели.

– Вы знаете дорогу? – спросил меня один из них.

– Нет, – сказал я. Они посмотрели друг на друга.

– Лучше всего, если мы тронемся сейчас же, – сказал первый.

– Мы сейчас и тронемся, – сказал я.

Я выпил еще чашку красного вина. Оно казалось очень вкусным после сыра и яблок.

– Захватите сыр, – сказал я и вышел. Бонелло вышел вслед за мной с большой бутылью вина.

– Это слишком громоздко, – сказал я. Он посмотрел на вино с сожалением.

– Пожалуй, что так, – сказал он. – Дайте-ка мне фляги.

Он наполнил фляги, и немного вина пролилось на каменный пол. Потом он поднял бутыль и поставил ее у самой двери.

– Австрийцам не нужно будет выламывать дверь, чтобы найти вино, – сказал он.

– Надо двигать, – сказал я. – Мы с Пиани отправляемся вперед.

Оба сержанта уже сидели рядом с Бонелло. Девушки ели яблоки и сыр. Аймо курил. Мы поехали по узкой дороге. Я оглянулся на две другие машины и на фермерский дом. Это был хороший, низкий, прочный дом, и колодец был обнесен красивыми железными перилами. Впереди была дорога, узкая и грязная, и по сторонам ее шла высокая изгородь. Сзади, один за другим, следовали наши автомобили.

Глава двадцать девятая

В полдень мы увязли на топкой дороге, по нашим расчетам километрах в десяти от Удине. Дождь перестал еще утром, и уже три раза мы слышали приближение самолетов, видели, как они пролетали в небе над нами, следили, как они забирали далеко влево, и слышали грохот бомбежки на главном шоссе. Мы путались в сети проселочных дорог и не раз попадали на такие, которые кончались тупиком, но неизменно, возвращаясь назад и находя другие дороги, приближались к Удине. Но вот машина Аймо, давая задний ход, чтоб выбраться из тупика, застряла в рыхлой земле у обочины, и колеса, буксуя, зарывались все глубже и глубже до тех пор, пока машина не уперлась в землю дифференциалом. Теперь нужно было подкопаться под колеса спереди, подложить прутья, чтобы могли работать цепи, и толкать сзади до тех пор, пока машина не выберется на дорогу. Мы все стояли на дороге вокруг машины. Оба сержанта подошли к машине и осмотрели колеса. Потом они повернулись и пошли по дороге, не говоря ни слова. Я пошел за ними.

– Эй, вы! – сказал я. – Наломайте-ка прутьев.

– Нам нужно идти, – сказал один.

– Ну, живо, – сказал я. – Наломайте прутьев.

– Нам нужно идти, – сказал один. Другой не говорил ничего. Они торопились уйти. Они не смотрели на меня.

– Я вам приказываю вернуться к машине и наломать прутьев, – сказал я. Первый сержант обернулся.

– Нам нужно идти. Через час вы будете отрезаны. Вы не имеете права приказывать нам. Вы нам не начальство.

– Я вам приказываю наломать прутьев, – сказал я. Они повернулись и пошли по дороге.

– Стой! – сказал я. Они продолжали идти по топкой дороге с изгородью по сторонам. – Стой, говорю! – крикнул я. Они прибавили шагу. Я расстегнул кобуру, вынул пистолет, прицелился в того, который больше разговаривал, и спустил курок. Я промахнулся, и они оба бросились бежать. Я выстрелил еще три раза, и один упал. Другой пролез сквозь изгородь и скрылся из виду. Я выстрелил в него сквозь изгородь, когда он побежал по полю. Пистолет дал осечку, и я вставил новую обойму. Я увидел, что второй сержант уже так далеко, что стрелять в него бессмысленно. Он был на другом конце поля и бежал, низко пригнув голову. Я стал заряжать пустую обойму. Подошел Бонелло.

– Дайте я его прикончу, – сказал он. Я передал ему пистолет, и он пошел туда, где поперек дороги лежал ничком сержант инженерной части. Бонелло наклонился, приставил дуло к его голове и нажал спуск. Выстрела не было.

– Надо оттянуть затвор, – сказал я. Он оттянул затвор и выстрелил дважды. Он взял сержанта за ноги и оттащил его на край дороги, так что он лежал теперь у самой изгороди. Он вернулся и отдал мне пистолет.

– Сволочь! – сказал он. Он смотрел на сержанта. – Вы видели, как я его застрелил, tenente?

– Нужно скорей наломать прутьев, – сказал я. – А что, в другого я так и не попал?

– Вероятно, нет, – сказал Аймо. – Так далеко из пистолета не попасть.

– Скотина! – сказал Пиани. Мы ломали прутья и ветки. Из машины все выгрузили. Бонелло копал перед колесами. Когда все было готово, Аймо завел мотор и включил передачу. Колеса стали буксовать, разбрасывая грязь и прутья. Бонелло и я толкали изо всех сил, пока у нас не затрещали суставы. Машина не двигалась с места.

– Раскачайте ее, Барто, – сказал я.

Он дал задний ход, потом снова передний. Колеса только глубже зарывались. Потом машина опять уперлась дифференциалом, и колеса свободно вертелись в вырытых ими ямах. Я выпрямился.

– Попробуем веревкой, – сказал я.

– Я думаю, ничего не выйдет, tenente. Здесь не встать на одной линии.

– Нужно попробовать, – сказал я. – Иначе ее не вытащишь.

52